Сегодня утром я проснулась с мыслью, что все-таки мне пора навестить мистера Хадсона. На сердце было муторно, невыносимо хотелось прижаться к родному чуть сутулому плечу, вдохнуть знакомый запах и услышать самый добрый в мире голос. Ах, мой дорогой, как же так вышло, что я уже столько лет без тебя?
Из комнат мистера Холмса исходили флюиды боли и растерянности, но он не заговорил со мной, значит и не нужно его терзать разговорами. Я не стала ему говорить, что ухожу.
На кладбище было как всегда тихо и безлюдно. Живые не стремятся сюда, у живых так много дел! Я села рядом с могилой и долго говорила сама не знаю о чем. Столько новостей накопилось, столько мыслей, кому мне их еще рассказать?
Мне часто снится теперь тот самый день. Значит ли это, что и мой срок придет скоро? Не думаю. На кого я оставлю мистера Холмса? Некому о нем позаботиться, некому. Да, и на здоровье я не жалуюсь. Даже фору могу дать многим, кто меня младше. Но сны не уходят, а все продолжают терзать меня ночью.
Я была рядом до последнего вздоха, я держала совсем ослабевшую руку, вытирала влажным полотенцем покрытый испариной лоб. Ему было больно, я знаю, хоть он и говорил, что нет. Бедный мой. Он не хотел, чтоб я помнила его таким. И он заставлял меня закрыть глаза и рассказывал мне тихим хриплым голосом про наши весны и Софи, про зимние вечера в только что купленном доме, про первые слова Софии, про то, как мы были молоды и про то, как ему жаль оставлять меня. А потом он замолчал и вздохнул. Я не открыла глаза, я знала, что увижу. Я сидела, боясь шелохнуться, и держала его руку, пока не вернулась сиделка. Тогда только я встала, закрыла навсегда его прекрасные глаза, стала что-то говорить, что-то делать. Похороны - дело непростое, столько всего нужно предусмотреть...
Пора возвращаться в город, а то уже стемнеет скоро. Я скоро приду снова.
Прости мне еще раз эти глупые слезы.